Петрозванов, совершив все мыслимые и немыслимые ошибки, вдруг теперь ощутил ледяное спокойствие.
- Интересное кино, - сказал он. - Это вы обещали сказать, где он. Если, конечно, мы говорим об одном и том же человеке.
- Об одном, об одном... О твоем майоре. Все-таки ты не совсем в теме, старлей. Повторяю. Сдай Сидоркина - и разойдемся. Другого выхода у тебя нет. Очень важные люди заинтересованы. Их нельзя кидать. Они не поймут.
- Зачем важным людям Сидоркин? Он обыкновенный опер, такой же, как я. Мелкая сошка.
- Вот это не твоего ума дело, опер.
Петрозванов тянул время, косясь на монгола. Этот, безусловно, самый опасный. Но и те двое, сзади, тоже не подарок. Ситуация совершенно проигрышная, а виноватых нет.
- Сейчас ничем не могу помочь, - Петрозванов незаметно сдвинулся с места, - но при взаимном уважении можем договориться. На определенных условиях...
Он не успел договорить и не успел поставить блок. Непонятно, какой знак подал бородач, но на затылок обрушилась будто чугунная гиря и монгол одновременно засветил каблуком в пах. Счет пошел на мгновения, и Петрозванов постарался использовать их с толком, пока не вырубился. Он сделал то, чего они не ждали. Не повернулся назад и не напал на монгола, а обрушился грудью на стол, ухватил бородатого за уши и едва не вывернул башку из грудной клетки, но ему не дали довести прием до победного конца. Показалось, на мгновение вознесся в воздух, воспарил и тут же растянулся на полу, расплющенный стопудовой плитой.
Когда очнулся, обнаружил себя сидящим у стены со спеленатыми руками и ногами. По всей видимости, времени прошло немного: бородач еще жалобно скулил, пытаясь вытянуть шею. Теперь он выглядел безмерно опечаленным чем-то. Монгол массажировал ему позвоночник, а один из бойцов с сосредоточенным видом наполнял шприц из белого пузырька.
- Эй! - позвал Петрозванов, радуясь, что язык повинуется. - Мы так не договаривались. Вы что, хлопцы, чокнутые, что ли?
Бородач зафиксировал, на нем удрученный взгляд:
- Все, старлей, доигрался. Теперь тебя никто не спасет. Пожалеешь, что родился. Давай, Митяй, коли.
- Слушаюсь, босс. - Боец подступил к нему со шприцем, задрал рукав.
- Сыворотка правды? - уважительно уточнил Петрозванов.
- Она самая, - ответил бородач, - Сейчас распоешься как миленький.
С первого раза фельдшер в вену не попал и со второго тоже. Петрозванов делал неуловимые перекатывающие движения кистью. Тот позвал товарища на помощь. - Закрепи руку. Озорует, сволочь.
- Зря лекарство переводите, - прогудел Петрозванов. - Если бы я чего знал, и так бы сказал.
- Для всех было бы лучше, - заметил бородач. Следующие слова Петрозванов услышал уже через блаженную одурь наркотика. Горячая волна, словно огненный ток, прокатилась по телу, сердце гулко забилось, мозг зажил самостоятельной веселой жизнью. В "Варане" проводили тренировки на противостояние подобным препаратам, но теоретические. Практическим приемам его учил Сидоркин, который знал много полезных вещей неизвестно откуда. Первым делом следовало сосредоточить сознание на каком-то конкретном образе, ухватиться за него, как за дерево, и не отпускать, пока не иссякнет воздействие наркотической волны. Он не придумал ничего лучше, как вызвать в воображении снежно-белые груди прекрасной Элины, к которой нынче собирался попасть, и приникнуть к ним губами. Образ удался впечатляющим и ярким: мужское естество отреагировало мгновенной судорогой. На губы слетела мечтательная улыбка.
- Поплыл, стервец, - произнес голос над ним. - Можно приступать, босс.
Бородач озабоченно спросил:
- Не перестарался, Митяй? Что-то больно много вкатил.
- Не беспокойтесь, Денис Иванович. Минут десять продержится.
Лиц Петрозванов не различал, все дымилось вокруг, кроме Элиных грудей, но звуки доносились громко, крупно, отчетливо, вливались в уши будто через динамик.
- Как твоя фамилия? - услышал вопрос, обращенный к себе; при этом из вязкого дыма как изображение, прорвавшее помехи, вынырнули два тусклых глаза и губа, напоминающая мохнатую бородавочку.
- Петрозванов Сергей Вадимович, - отозвался охотно, с желанием сделать приятное допытчику.
- Звание?
- Старший лейтенант.
- В каком подразделении служишь?
- Опергруппа "Сигма", особый отдел.
- Сколько тебе лет?
- Двадцать шесть.
- В каком году родился Эйзенхауэр?
- В одна тысяча восемьсот семьдесят первом. Наступила пауза, во время которой прекрасная Элина попыталась отнять грудь, и Петрозванов резко сжал зубы, почувствовав горьковато-сладкий привкус во рту.
- А ну не балуй! - одернул незнакомый голос, и тяжелая рука отвесила ему подзатыльник. Бородатый продолжил допрос.
- Кто твой лучший друг?
- Антон Сидоркин, кто же еще? Это все знают.
- Давно его видел?
Петрозванов напрягся, вспоминая. Самое страшное, непростительное - огорчить бородатого неверным ответом.
- Шесть дней назад. Или восемь. Простите, точно не помню.
- Какая с ним связь?
Петрозванов ощутил, что приближается момент истины. Крепче ухватился за бока Элины, нырнул носом в теплую ароматную белизну.
- Отвечай, собака! Какая связь?
- Не серчайте, добрый господин... Он сам звонит по необходимости.
- Где он сейчас?
Петрозванов испытал толчок несказанного горя оттого, что приготовился соврать.
- В Европе, - отозвался едва слышно.
- Врешь, сучонок! Как он может быть в Европе, если мы знаем, что он в Москве? Говори правду, только правду. Повторяю вопрос. Где прячется Сидоркин?!